В
центре уже выстроились друг против друга шесть человек, три гопломаха и
три мирмиллона. Распорядитель развёл их на расстояние одного шага и,
опустив жезл, ждал, когда император даст знак к началу боя. Гопломахи
чуть пригнулись, прикрывшись прямоугольными похожими на скутумы щитами
и выставив перед собой мечи. Высокие золочёные шлемы с пышными
султанами по гребню полностью защищали голову и шею, а выпуклые забрала
опускались до ямочки на ключице. Грудь прикрывал бронзовый панцирь в
виде трёх спаянных между собой кругов, а предплечья и бёдра надёжно
защищали бронзовые наручи и поножи. Гермион считал этот тип бойцов
лучшим из всех, что он когда-либо видел на арене, однако тяжёлое
вооружении делало их неповоротливыми. В таких доспехах лучше всего
сражаться в строю, зная, что кто-то всегда прикроет тебя со спины и с
боку. У более подвижных мирмиллонов, отягощённых лишь овальным шитом и
гладким шлемом возможности для маневра были лучше. Они и сейчас немного
разошлись, чтобы по сигналу сразу взять противников в кольцо. Однако
тем и интересен был бой, что достать вставших спинами друг к другу
гопломахов было ой как не просто, и даже признанные магистры фехтования
не могли заранее предугадать концовку боя. Гермион очень любил бои гладиаторов. Ему нравился тот азарт, что
неизменно возникает едва мечи соприкасаются. Сердце начинает биться
быстрыми короткими толчками, кончики пальцев мелко подрагивают, а плечи
и ноги сами собой приходят в движение, повторяя выпады бойцов. И нельзя
описать словами тот восторг, что охватывает душу при виде первой
пролитой крови… Император махнул рукой, и седой распорядитель резко поднял жезл.
Как Гермион и предполагал, мирмиллоны прыгнули в стороны и взяли
гопломахов в кольцо. Те сразу отступили, выставив щиты так, чтобы
прикрывать не только себя, но и бок товарища. Успех в таком бою
приносит опыт. Чем лучше подготовлен гладиатор, тем больше у него
шансов выйти победителем. Судя по движениям бойцов, подготовка у них
была прекрасная. Гермион с завистью посмотрел на глиняную табличку в
руке императора, где значились имена участников игр и количество
проведённых ими боёв. Он знал поимённо многих гладиаторов из
императорской школы, и знал, на что каждый из них способен и насколько
опытен тот или иной гладиатор. Такую табличку мог приобрести любой
желающий при входе в амфитеатр, разумеется, если умел читать. Гермион
читать умел, но в этот раз не рассчитывал, что сможет посмотреть
представление. Бой на арене принимал затяжной характер. Бойцы короткими
выпадами пробовали друг друга на прочность и стремились навязать
противнику свою тактику. Мирмиллоны пытались вытянуть гопломахов на
себя, разъединить и разбить по одиночке, но гопломахи вперёд не шли,
продолжая держаться вместе. Можно было ещё отступить к подиуму, высокой
стеной окружавшему арену, но зрители не любили, когда гладиаторы
начинали прибегать к дешёвым трюкам. Они могли просто-напросто
освистать бойцов, а поддержка зрителей в бою очень важна. Гермион целиком отдался власти боя. Душой он держал сторону
гопломахов, хотя мирмиллоны тоже выглядели неплохо. Их напор и смелость
нередко вызывали восторженные отклики трибун. Однако гопломахи были
ближе ему своей сплочённостью, сильно напоминающей сплочённость
легионеров. Видимо обучал их бывший солдат. Хорошо подготовленные бойцы всегда вызывали восхищение публики.
Профессионализм ценится не только среди ремесленников, но и среди тех,
кто этих ремесленников развлекает. Иногда случалось так, что никому из
бойцов не удавалось одержать победу. В таких случаях устроитель игр
останавливал бой и произносил древнюю формулу: «Stans missus!» -
отпустить стоящими на ногах. Это считалось высшей похвалой; имея за
плечами три-четыре таких признания можно было получить свободу... Один из мирмиллонов вдруг оступился и упал на колено. Стоявший
против него гопломах ринулся вперёд, занося над головой меч для удара,
но мирмиллон неожиданно быстро перекатился через плечо и чиркнул его
мечом по незащищённым икрам. Гопломах вскрикнул и осел. Двое оставшихся
гопломахов тут же встали над товарищем, чтобы прикрыть, пока он будет
вставать, но раненый гладиатор подняться уже не мог. Счёт стал не в их
пользу. Трибуны взвыли, увидев кровь. Даже император распрямил спину и
несколько раз хлопнул в ладоши. Гермиону осталось только удивиться,
чему они так обрадовались. Слепому же было видно, что мирмиллон упал
нарочно, а этот дурак гопломах как малый ребёнок полез в ловушку. Какие
мозги надо иметь, чтобы так попасться?! Гермион с досады едва не выругался. Теперь исход боя был
предрешён. Оставшись вдвоём, гопломахи попытались отступить к подиуму,
но мирмиллоны, как почуявшие добычу хищники, заходили кругами, обрушив
на них град ударов. В гладиаторских школах учили, как биться в
меньшинстве, но так же учили, как правильно использовать численное
превосходство. И потому почти всегда побеждали те, кого было больше.
Этот бой исключением не стал. Когда лязг мечей стих, трибуны разразились громом восторженных
криков. Начиналось самое интересное. Из трёх поверженных гладиаторов
один был мёртв, но двое другие ещё жили. Над ними уже стояли победители
с мечами в руках и, повернувшись в сторону императорской ложи, ожидали
приговора. Проигравший платит, но только от прихоти публики зависело,
через какие ворота поверженного гладиатора вынесут с арены – через
ворота для выживших или через Врата Лабитины. По неписаным правилам зрители сами решали жить гладиатору дальше
или умереть. Император редко вмешивался в судьбу побеждённых, он лишь
подтверждал их участь. Распорядитель указал жезлом на гладиатора, из-за
которого, по мнению Гермиона, гопломахи проиграли бой, и зрители
единодушно опустили большие пальцы рук вниз. Тот и не ждал пощады,
понимал, на ком лежит вина за поражение. Распорядитель приоткрыл
опущенное забрало и мирмиллон точным ударом в шею добил его. Со вторым
обошлись милостиво, за доблесть и стойкость ему даровали жизнь. Бывшие
противники помогли ему подняться и, поддерживая под руки, повели прочь
с арены. Погибших без всяких церемоний зацепили железными крючьями и
поволокли в мертвецкую. Бой закончился. Статуи богов и обожествлённых императоров в
арках амфитеатра благодушно улыбались, радуясь первой принесённой в их
честь кровавой жертве.